Глава 18
А в следующее мгновение Золотое Сердце как ни в чем ни бывало продолжал полет с привлекательно перепланированным интерьером. Рубка окрасилась в мягкие пастельные тона, преимущественно голубого и зеленого оттенков, и оттого казалась больше. Посреди мостика, в зарослях папоротника и лютиков, располагалась изящная винтовая лестница, никуда особенно не ведущая, а рядом с ней — солнечные часы на каменном постаменте, в котором теперь скрывался компьютер. Искусно расположенные по стенам рубки светильники и зеркала создавали иллюзию зимнего сада с видом на тщательно ухоженный дворик. Вдоль оранжереи располагались мраморные столики на восхитительно ажурных металлических ножках. Если приглядеться, сквозь полированную поверхность мрамора смутно просвечивали контуры приборов и тумблеров управления, которые при прикосновении к ним мгновенно материализовывались под рукой. При некотором навыке в окружающих зеркалах можно было увидеть показания наружных датчиков и дисплеев навигационной системы, хотя над тем, откуда они отражаются, лучше было не думать. Все было потрясающе прекрасным.
Расслабленно лежащий в шезлонге Зафод Библброкс осведомился:
— Ну и кто мне расскажет, что произошло на этот раз?
— Да я не трогал ничего, — испуганно отозвался Артур. Он выглядывал из-за небольшого аквариума. — Я только сказал, что там есть кнопка включения Невероятностного Привода, а она каааак…
Для убедительности он показал туда, где раньше была кнопка, но там уже стояла ваза с каким-то диковинным растением.
— Ну и где мы? — спросил Форд. Он сидел на винтовой лестнице со стаканом заботливо охлажденного Пан Галактического Гландодера.
— Похоже — там, где и были…- задумчиво сказала Триллиан; в зеркалах вокруг нее проплывала все та же мертвая, унылая поверхность Магратеи.
Зафод подскочил.
— А где ракеты?
Зеркала услужливо показали, где.
— Ну и дела, — с сомнением вымолвил Форд, — они, кажется, превратились в горшок с петунией и несколько удивленного кита…
— При показателе Невероятности, — встрял Эдди, который, к сожалению, ничуть не изменился, — один к двум в степени восемь миллионов семьсот шестьдесят семь тысяч сто двадцать восемь.
Зафод потрясенно уставился на Артура.
— Ты успел об этом подумать, человек с Земли? — спросил он резко.
— Нет, я только нажал…
— Я так и думал. Но если бы ты об этом подумал, это была бы чертовски хорошая мысль, запомни. Включить на секунду Невероятностный привод, не активируя защитные экраны. Эй, детка, ты только что спас нам жизнь, если ты понимаешь, о чем я.
— Да ладно… ничего особенного…- зарделся Артур,
— Правда? Тогда забудем это. — согласился Зафод. — Компьютер, заводи нас на посадку.
— Но…
— Я же сказал — забудем.
Незаслуженно забытым оказалось и совершенно невероятное и неожиданное появление половозрелого кашалота в нескольких сотнях миль над поверхностью чужой планеты.
А поскольку столь высокое положение имеет свои недостатки, у бедной твари было слишком мало времени на то, чтобы осознать себя китом до того, как оно перестало быть китом.
Вот все, что он успел подумать в период с начала своей нелегкой жизни до ее безвременного окончания.
Аааа!… Уууу!… Что происходит?
Гммм… извините — а кто я?
Здравствуйте!
Почему я тут? В чем смысл моей жизни?
Кому я сказал «здравствуйте»?
Нет, так нельзя… нужно собраться с мыслями …ух ты! Какое интересное ощущение, к чему бы это? Такое странное, сосущее, покалывающее чувство в моем… моем… гммм… нет, полагаю, мне сначала придется найти всему имена, если я хочу чего-то добиться в том, что ради удобства того, что я назову рассуждением, я назову окружающим миром, поэтому назовем это моим животом.
Хорошо. Оооо, оно становится все сильнее. И что это за свистящий ревущий звук вокруг того, что я непонятно почему назвал моей головой? Может, стоит назвать его… ветер? Хорошее название? А, сойдет… может, я потом придумаю что-нибудь получше, когда разберусь, зачем он нужен. Наверно, для чего-то очень важного, ведь его чертовски много! Ого! А это что за штука болтается? Назову-ка ее хвостом… точно, хвост! Оказывается, я умею им здорово махать, а? Раз-два! Раз-два! Обалдеть! Толку от этого вроде бы немного, но я потом обязательно выясню, что с ним делать. Ну как — получилась у меня непротиворечивая картина Мироздания, или еще нет?
Вроде нет.
Ну и ладно, зато сколько чудесных открытий ждет меня впереди, ведь жизнь так удивительна, просто голова кругом идет от впечатлений…
Или от ветра? Он как будто становится сильнее?
Эге-гей! Эй! А это что за штука? Она так неожиданно появилась и так быстро приближается? Быстрая какая. Погоди, сейчас я дам тебе имя! Она такая большая… круглая… плоская… ей нужно хорошее, звучное, громкое имя… например… хность… верхность… вот! поверхность! Отличное имя — Поверхность!
Интересно, а мы будем с ней дружить?
И потом, после внезапного мокрого шлепка — тишина.
Довольно забавно, что единственной мыслью, возникшей у горшка с петуньей во время падения, было: «Господи, опять?!». Многие исследователи полагают, что, если бы удалось точно выяснить, почему такая мысль посетила горшок с петуньей, мы знали бы о природе Вселенной гораздо больше, чем сейчас.